Когда я попросил Арсения прислать фотографию для публикации интервью, на которой он себе нравится, Арсений прислал изображение в боксёрских перчатках со спины. И остальные фото явно были сделаны случайно. Этого, наверное, достаточно, чтобы предположить, что Арсений за человек и почему он уже два месяца каждый день, как солдат на пост, приходит в 52ю волонтёром в реанимацию.
- Первый вопрос: просто совсем коротко расскажите о себе, какие-то такие самые простые базовые вещи. - Мне 30 лет. В основном занимаюсь я спортом. Ну, до определенного времени занимался, пока не начались травмы, потому что уже возраст. Также занимаюсь по работе - это организация праздников и администрация в лофте. Это первая работа у меня была, я её конечно потерял во время пандемии. А вторая работа это… тяжело было ей заниматься — это продажа и сопровождение ритуальных услуг. - Да, это тяжелое занятие. - Да, я не люблю об этом разговаривать... - Ок, не будем. Понятно. И мне Юля сказала, что Вы каждый как на работу ходите туда в реанимацию, уже 2 месяца? - Да, да. Я не могу посчитать сколько, ну где-то там в конце апреля пошел. И вот я недавно узнал вообще, что уже июнь уже. Так получилось. - А как-то для себя формулируете, зачем вам это? Какая ваша мотивация столько работать, и за бесплатно? - Ну, ситуация была какая? Я учился в медицинском училище, когда мне было 15 лет. А у меня была вся семья врачи. Мама в своё время работала в Афганистане даже, в госпитале. Папа (я его так и не видел с детства) тоже был военным врачом в госпитале Бурденко. Брат у меня, и он погиб в ещё 99 году, поступал в медицинский, и я поступал. Но в силу тяжелых жизненных обстоятельств у меня не получилось пойти по семейной профессии. А когда этот момент случился, и я увидел пост Александра Ванюкова - я понял, что надо пойти. - То есть у Вас некая историческая… слово «обреченость» не подходит — некая миссия Ваша? - Ну я не могу сказать, я не думал об этом. В этом нету героического ничего, просто это... - Это просто естественно? - Ну да. Я понимал, что там происходит. Понимал, что людям тяжело так работать, что их нужно разгружать как-то. Причем за ситуацией я смотрел наверное с января, где-то когда все ещё начало появляться, когда были вспышки атипичных пневмоний, MERSы, SARSы. Я ведь знал, что это такое. И теперь случилось так, что вирус стал не только агрессивнее, но и стал сильнее распространяться. Это тема вирусологии, и её даже тяжело было людям объяснить. Мы столкнулись сейчас с недопониманием у людей, и мне хотелось даже подать пример остальным, чтобы они понимали, что это такое. Потому что одно дело смотреть с телеэкранов всё это и из газет, и можно поверить во всё что угодно. Ну а другое дело, когда об этом рассказывает более человек тебе близкий. Я думал тем самым подать даже пример кому-то другому либо помочь, либо изучить что-то. Понять, как это происходит, что делать если у тебя с родственниками это случилось или у самого даже. Потому что мы действительно учимся и учимся на своих ошибках сейчас. Это более сложно чем даже может показаться. - Понимаю. Медицинская работа она вообще, насколько я представляю, очень не простая... - Да. То есть, то, что меня сподвигло и… Я не люблю такие разговоры, что у меня что-то героическое. Я психически здоровый человек (по крайней мере, мне так кажется), и я могу это пока тянуть физически. Но я вижу девочек, которые работают там годами, и есть у нас санитарки которым много лет уже… И я просто каждый день теперь не могу просто не прийти, и всё.
- Расскажите, что именно вы делаете в красной зоне?В чём состоит ваше работа? -Ну, можно очень долго об этом говорить. Работа в реанимации это работа команды целой - реаниматологов и прочего медицинского персонала. В мою задачу в первую очередь входит разгрузить данный персонал от работы с анкетными данными. И в дальнейшем кормить-поить пациентов, перекладывать их на транспортировочные койки для перевозки на КТ. Потому что КТ находится в другом корпусе, а это сложно - переложить пациента, учитывая что чаще всего они у нас полные и подсоединены помимо перитонеального диализа к ИВЛ, и так же инфузоры подключены, через которые препараты доставляются в кровь. Так что это сложная задача. В таком же в подключенном состоянии их приходится переворачивать в прон-позицию, то есть класть на живот, переворачивать на бок. Это, можно сказать, профилактика пролежней, потому что многие из пациентов находятся в медикаментозном сне. Они и ходят под себя и кушать самостоятельно не могут, и нам надо это всё постоянно контролировать. А ещё два раза в сутки надо перестилать кровать, бывает, прям под пациентом. И мы всегда стараемся, что бы простыни были максимально натянуты. В общем, любой санитар по уходу понимает, о чем я говорю. Много времени уходит на помощь старшей медсестре: разгрузка препаратов, которые к нам приходят, куча коробок, это все нужно раскладывать, рассортировывать, организовать , чтобы к этому имелся доступ, и ничего не валялось хаотично. Также у нас постоянно должны проводиться генеральные уборки - протираем все спиртом, в том числе дверные ручки, на литр разводится раствор, чтобы когда эпидемиолог заходит, всегда было видно, что у нас срок годности раствора соответствовал. Это всё очень важно и никак не успеть все объяснить за пять минут. Даже без медицинских манипуляций там хватит что делать. И это все делается в полной защите - комбинезон, респиратор, очки, шапочка, перчатки, бахилы? -Конечно, перед работой мы проходим инструктаж, одеваемся в пропускниках в полную защиту с ног до головы и после этого идем по корпусам. У каждого корпуса есть пропускник, там мы и переодеваемся. Даётся защита полностью, у меня еще не было, что бы мне что-то не дали за 2 месяца. -Тяжело это все? -Если брать физически, то изначально это все тянулось и казалось легко, но со временем начала накапливаться не то что бы усталость, но какое-то выгорание внутреннее. Больше в эмоциональном плане. Например, когда появляется много пациентов за которыми мы ухаживаем очень долго и это большой труд - неделя, и две недели, и если мы получаем печальный исход, это очень впечатляет. -Работал-работал, а человек всё равно умер - Да, но нужно не забывать, что это заболевание очень молодое и мы не всесильны, те же самые реаниматологи. -А пациенты, вы говорите, часть из них находится в медикаментозном сне, но ведь какая-то часть в сознании. Вы с ними общаетесь? -Да, у нас некоторых выводят из сна, но у многих инвазивный ИВЛ, то есть трубка для дыхания врезана им в горло, они не могут говорить. Мы находили несколько способов коммуникации с ними. Они хотят попросить попить, перевернуть их, но с такой трубкой не могут. Пытаются сказать, но голоса нет. Так что в коммуникациях бывали проблемы, и мы придумывали разные способы. С некоторыми пациентами я проводил как можно больше времени, потому что часто у медперсонал просто очень занят, там все в сумасшедшем таком режиме двигается. Эти пять минут могу найти я. Подойти к пациенту, понять что именно ему нужно, может ему что-то мешает, может он лежит на проводе. Это мелочи, но они очень важны. Первое, что мы пробовали - писать бумажки, давали пациенту ручку, если он мог писать. А сейчас коллеги по волонтёрству придумали использовать детскую игрушку, магнитную доску с буковками. И у нас в реанимациях есть такие, мы подходим к пациентам и они могут буковки сложить, попросить попить, переложить, подтянуть. По пациенту, в принципе, можно угадать, что он просит. Этот набор достигает пятидесяти обычных просьб и бывает сложно понять, какая именно нужна. - А лично с пациентами, ближе, вы общаетесь? Или это не входит в ваши задачи, или они не могут? -Ну, нет, есть пациенты, которых экстубировали, они приходят в сознание, в реанимациях это большая победа. Они стараются поинтересоваться что там, за окном. Всегда спрашивают, как там люди ходят, потому что некоторые по месяцу могут быть, некоторые по две недели, ситуация за окном может меняться кардинально. И они все надеются услышать, что у нас царит тотальный карантин. -Они хотят понять, что все уже закончилось? -Они хотят понять, почему вдруг люди гуляют. И они корят себя порой, говорят: вот мы тоже не верили, пока с нами не случилось. Я говорю: ну это уже стандартная ситуация. В это плане я стараюсь рассказывать, что там все зеленое, лето наступило, но порой человеку больше нужно психологически помочь, потому что лекарства лекарствами ,но человек реабилитацию должен проходить и с твоей помощью. Я много раз замечал, это мое личное мнение, что если человек будет сдаваться, то у него меньше шансов на благополучное выздоровление. -А такое общение с пациентами, оно сильно утомляет ? - Нет, я не сказал бы что оно утомляет, просто таких пациентов очень мало
- А у Вас остальная жизнь из-за этой работы изменилась? Отношение к ней, или отношения с людьми? - Да, у меня изменилось отношения. У меня практически поменялся круг полностью, у меня теперь не хватает времени на общение с кем-то, у меня ограничен контакт. То есть, я не общаюсь ни с кем из своих знакомых, стараюсь не встречаться. Мне приходится всё равно как-то связываться с ритуальными услугами, чтобы хотя бы как-то зарабатывать. Нас в больнице кормят, но у меня есть и обязанности по кредитам, есть кот даже, которого надо кормить. И всё это надо как-то оплачивать и выходить хотя бы в ноль какой-то. Хотя бы утром мне приходится, когда получается, потратить несколько часов на работу. Но стараюсь ограничить все контакты. А с друзьями, близкими у меня уже нет больше такого как раньше общения. И несколько людей… Я им пытался объяснить — ну не делайте вы так, как делаете вы сейчас. Есть большая разница, когда вы не можете заработать деньги, вам нужно по работе и когда вам просто хочется погулять. Останьтесь дома и не контактируйте просто, или вы научитесь не контактировать — понимаете вы эту ситуацию? И из-за непонимания со мной начинают спорить. Я понимаю, что в споре истина не рождается, и поэтому у нас уже отдалилось со всеми общение. И, тем более, не хватает даже на это времени и все обижаются, что внимания не уделяю даже… И как-то вот сейчас внимания и нету больше… То есть у меня и нету этой жизни. - А как Вы видите будущее? Рано или поздно эта коронавирусная ситуация так или иначе закончится. Вы вернетесь к обычной жизни, или у Вас есть волонтерские свои планы, или может быть Вы вернетесь в медицину или будете учиться? - Понимаете, это очень тяжелый вопрос. Если мы будем смотреть мировую ситуацию, то мы увидим, что мир зашел, можно сказать, в тупик. Потому что никто не может сказать точно, что может быть, или что произойдет и как будет. Если мы посмотрим историю, нас пугают кризисом хуже времен великой депрессии, и это действительно страшно даже с этой точки зрения. Мы не можем на этот вопрос ответить, и я тем более. Я уверен, что люди даже намного умнее меня и более образованные не смогут ответить на этот вопрос. Поэтому сейчас нужно просто собраться и научиться помогать друг другу, и всё. А там уже по ситуации. - А если, допустим ситуация нормализуется, стабилизируется, система здравоохранения выдержит, вирус так или иначе победят — Вы для себя видите какое-то волонтерское будущее или медицинское? - Я не могу ответить точно на этот вопрос, я не знаю, правда. Самое главное, чтобы были силы и они оставались. И тогда всё сработает и находится.